Максим Дондюк: «В нашей стране документальной фотографии отказывают в праве называться искусством»
Максим Дондюк: «В нашей стране документальной фотографии отказывают в праве называться искусством»
Максим Дондюк – документальный фотограф, автор нескольких проектов, получивших признание публики, как в Украине, так и за ее пределами. Несколько дней назад работы Максима были представлены в Musée international de la Croix-Rouge et du Croissant-Rouge (Женева, Швейцария), в рамках выставки фотографов, вошедших в короткий список премии Prix Pictet Award 2015.
Максим Дондюк. Musée d’Art moderne de la Ville de Paris Максим Дондюк. Musée d’Art moderne de la Ville de Paris
Его профессиональная карьера началась в качестве фотокорреспондента в 2007 году. До этого занимался фотографией как хобби, первая фотография была опубликована в харьковской газете «События». Уже в 2010 году начал работать в качестве независимого фотографа, создавая и продвигая свои собственные проекты.
«Умань, Рош а-Шана», «Эпидемия туберкулеза в Украине» – эти фотосерии продемонстрировали высокий уровень художника, его личный опыт и эмоции в осмыслении событий. А проект «Культура противостояния» явил миру сражение двух разных цивилизаций, максимально уходя от привязки ко всему украинскому.
Об этом, а также об отношении к средствам массовой информации, о том, почему фотографы не хотят быть документалистами, и как разглядеть настоящего художника – прямая речь Максима Дондюка для читателей нашего сайта.
«Нужно выслушивать обе стороны»
У меня было задание от одного журнала, и мне сказали, чтобы я прислал фотографии. Задание на другую тему, а я в это время уже находился на Майдане, и ответил что-то вроде: «Идите вы к черту». У меня вообще было ощущение, что все это уничтожат за неделю, и когда началась активная фаза, я помню, что приехал в час дня, вокруг все бушевало, и только в три часа ночи мне стало понятно, что я как пришел к памятнику Лобановскому, так и не уходил никуда. Слава Богу, что сейчас аккумуляторы долго работают, флешки огромны, и ты можешь не переживать по этому поводу. Вообщем, фотография, когда искренне ею занимаешься, она как наркотик. Просто теряешь ощущение времени, иногда бывает очень скучно, иногда пролетает пару дней без сна и отдыха, ты выдохся, но думаешь: «кайф».
Мои фотографии рассказывают мою точку зрения, я переубеждаю людей, и все-таки, я им эту точку зрения навязываю. Мне не хочется, чтобы я однобоко что-то рассказывал. У меня есть своя позиция, она была на стороне Майдана, но я всегда хотел попасть и на «ту сторону». Это было вначале невозможно, потому что я видел, как там избивают фотографов, забирают камеры, но у меня были конфликты и с беркутовцами, которые пытались меня избить (при этом подходил другой беркутовец и меня спасал). И были ситуации, когда доходило чуть ли не до драк с протестующими, и нас растягивали другие фотографы. Люди были и там, и там. Я раньше четко все разделял на белое и черное, а сейчас понимаю, что нужно выслушивать обе стороны, и попал я «туда» первый раз случайно, под самый конец 18-го февраля. Просто так случилось, что именно тогда сделал удачные кадры, и какие-то фотографии остались.
К сожалению, у меня после опыта пребывания на войне очень сильно изменилось отношение к СМИ, я стараюсь себя к ним не причислять. Я работаю с журналами, которым доверяю, остальные просто игнорирую. На самом деле я считаю, что именно СМИ виноваты в том, что произошла война. Масс-медиа являются частью механизма пропаганды, как бы они не старались себя обелить, — что украинские, что русские.
Мне кажется, для того чтобы делать объективные вещи, нужно быть человеком со стороны, и это проще, когда ты приезжаешь на другую войну. У меня есть друг из Москвы, он к нам не приезжал потому, что понимал, почему начался конфликт. При этом он до этого снимал все войны в течении 25 лет. И когда я был пару месяцев на войне, это был сущий ад. И в данном случае я столкнулся с колоссальной проблемой, наши официальные органы меня никуда не пускали снимать. Мои материалы использовались нашими СМИ, но им было наплевать на мою безопасность.
«Ехать на следующую войну?»
Перед войной было мало документалистов, по крайней мере, молодых, которые что-то делали. Были какие-то попытки, у кого-то успешные, у кого-то нет, ведь ситуация не всегда зависит от автора, и тут резко 90 процентов молодых фотографов получили публикации в мировых СМИ. Башню сносит по полной программе, сумасшедшие гонорары, работа для международных институций, а что дальше? Ехать на следующую войну?
Гарольд Менк (фоторедактор журнала «Штерн» — авт.) как-то сказал, что если фотограф на войне ничего не снял, то он вообще никогда ничего не снимет. Многим кажется, что снимать войну очень сложно, на самом деле, это опасно для жизни, но фотографически самое простое. Нужно понимать, что это трамплин для карьеры и творческого развития, но зацикливаться на этом не стоит. Я уверен, появятся молодые фотографы, которые это поймут и начнут дальше заниматься чем-то другим.
«Фотографы документалистами быть не хотят»
У меня есть четкий ответ, почему украинская фотография не востребована у себя на Родине. За рубежом фотографии покупают богатые люди, а у нас среднего класса не существует. Какая может быть культура в стране, где люди думают о еде? У нас я должен прийти и обьяснять три часа человеку, чем вообще уникальна эта фотография. А тем более, если разговор идет о документальной фотографии, которую у нас к тому же снимают как репортаж. Конечно, снимать можно как угодно, но здесь ее вообще не считают исскуством и причисляют большую часть живых документалистов к обычным репортерам.
У меня два года назад проходила лекция в Ганновере, в одном известном университете. Мне было очень нервозно, я без образования, прихожу, а тут люди, которые 6 лет обучаются фотографии. И парень принес мне портфолио, показал 5 историй. Я посмотрел и не знал, что сказать. И когда он мне показал серию работ, сделанную до учебы, у меня мозг взорвался. То есть его просто забили, подвели под клише, чтобы он зарабатывал деньги. Это тоже очень важно, потому что у нас этого нет, люди не знают, как заработать, где найти клиента и т.д. Я считаю, что рынок порождает спрос, у меня лекций и выступлений в Европе больше, чем в Украине. Выставок здесь вообще нет. Спроса на документальную фотографию нет. Фотографы документалистами быть не хотят, потому что не знают, как заработать. Я сюда приезжаю и иногда чувствую себя лишним, понимая, что такие люди как я здесь не нужны. Я приезжаю в страну, где то чем я занимаюсь, не считается искусством. Я из всего этого вышел, не потому что стал умным и начитанным, я подавался на конкурсы. Я решил снимать проект в Украине, выбрал тему туберкулеза. Потом это дало мне возможность выезжать за границу на выставки, и там я увидел что-то другое.
«Лучше бумаги ничего нет»
В том году на фестивале Paris Photo я был просто потрясен. И не из-за фотографий, я вообще не смотрел на фотографии, половина — bullshit. Я просто сошел с ума от того, что фотограф, перед тем как нажать затвор думает, как это все будет выглядеть в выставочном зале. Потому мне сейчас интересны галереи и музеи, у нас приходишь на выставку и что? Все работы оформлены в одно паспарту. Или вот книги, когда я видел их здесь, это были классические фотоальбомы. Когда ты попадаешь в Европе на какие-то фестивали и видишь как там, реально башню сносит.
Я постепенно ухожу из Интернета, потому что, увидев свои фотографии в музее современного искусства размером полтора метра, я понял, что вообще больше никогда не буду смотреть их на компьютере. Когда я увидел, как проект можно показать в книге, то понял, что о сайтах не может быть и речи. Мне кажется, что фотография, которая остается только в интернете, незаконченная. Пока что лучше бумаги ничего нет, лучше книги, в которой представлен проект тоже ничего нет. Это другой эффект чем все эти изображения в Инстаграме или на Фейсбуке.
P.S.
Я очень хочу познакомиться со Себастио Сальгадо. Так случилось, что вся моя левая рука в его фотографиях. И магнумцы мне сказали, что я должен обязательно с ним увидеться. Он по любому с тобой подружится! С человеком, который решился такое сделать!
Я его очень люблю, у меня был период, когда я находился под безумным впечатлением от его работ. Всегда кто-то создает определенное течение, в котором он лидер и за ним все идут. Тот же Роберт Каппа создал течение крейзанутых военных фотографов, из которых никто не стал лучше, чем сам Каппа. Это путь повторения, круто это знать, но не нужно этому следовать. Мне кажется, что настоящий художник, я только недавно понял, это человек, который освобождается от влияния. Каждого художника воспитывают в какой-то школе, в какой-то традиции. И вот наступает момент, когда он понимает, что мир намного шире. У меня, например, есть четкие ограничения в документальной фотографии, но это мои внутренние убеждения, чего я не хочу делать. Но когда мне говорят: «ты же журналист, ты должен рассказывать истории, а у тебя тут какие-то картины», – fuck you! Что хочу, то и делаю.